Звонок прозвучал неожиданно резко и пугающе.

- Его нашли мёртвым в номере гостиницы, - сказал муж, повесив трубку.

Я непонимающе посмотрела на него и вдруг почувствовала, что умираю.

- Я еду к нему, - Прошептали немеющие губы.

- Родная, подумай.

- Я еду. - Сказали глаза.

- Родная...

- Я еду! - закричало сердце.

- Я еду с тобой, - ответил муж, пряча взгляд.

* * *

Промозглый ветер, позёмка вьётся по земле...

"Эй, извозчик, гони скорее! Я не могу умереть, не увидев его".

Холодно, тоскливо, горько. Закричать бы сейчас изо всей силы... Да одурения, до разрыва связок, до промерзания лёгких... Быстрее, быстрее, гони, что есть мочи. Ветер бьёт в лицо, треплет чёрные локоны, выбившееся из под платка. Боже мой, как же больно умирать!

Центральный вход - сколько народу! Лестничный пролёт... Один, второй... Ноги негнущиеся, деревянные. От холода, или они уже умерли?

Посреди комнаты - гроб, а в нём - по-прежнему солнечный, родной, единственный. Откуда только эти складки у виска?

Куда тебя занесло? Зачем ты здесь? Тебе бы жить в деревне, просыпаться по утрам и, сладко потягиваясь, ощущать травинки, нежно покалывающие спину, осторожно вдыхать запах душистого сена. Потом мчаться к колодцу и выплёскивать на себя ведро воды, такой холодной, что дух захватывает. Зайдя в избу, выпивать залпом кринку тёплого, пенного молока, пахнущего ранней зорькой и мамиными руками. Бродить бы до вечера по роще, где тебя узнаёт каждое деревце и, кокетливо поправляя волосы-ветви, шумит тебе навстречу, наполнять кошёлку согретыми солнцем грибами. Петь песни во весь молодецкий голос, подрезая острой косой густые травы. А по вечерам, уйдя за свежий стог, любить Таню, Галюню, Наташу... Растить золотоволосых детишек. Ходить по праздникам в церковь, пропитанную тонким запахом восковых свечей, елея и ладана. И писать, писать, писать душой, впитавшей в себя всю красоту и силу русской земли. На радость людям, во славу родной Руси...

Но твой неукротимый дух всегда мятежно рвался вперёд, к иной жизни, к будущему, к славе. Если бы ты только мог знать тогда, какой ценой она достаётся... Холоднaя пустая комната, стопка ворованных книг, завёрнутых в наволочку - вот начало твоего пути к желанной превыше всего на свете славе. Серое, непримечательное начало. Но оно чище и светлее славного будущего.

Нужно уметь выносить славу! Не каждому это дано. Слава возносит человека до недосягаемых высот. Некоторые при этом становятся сильнее, несгибаемее, увереннее в себе и в правильности выбранного пути. Они смиряются с тем, что стремиться больше не к чему и стараются подольше удерживать свою славу, наслаждаясь ею. Другие, напротив, достигнув славы, теряют путеводную нить, мечутся, ищут понимания, признания, любви, наконец. И слабеют под невыносимым бременем, умирая на глазах.

Ты - именно такой. Слава убила тебя. Вино в дорогих салонах и водка в прокуренных кабаках, женщины - преданные и неверные, друзья - искренние и те, кто просто купался в отражённых лучах твоего вeличия. Ты почему-то всегда выбирал последних. И постоянная тоска, нескончаемый душевный кризис, вечное стремление к чему-то неизведанному. Пaльто из дорогой английской шерсти, сигары, песни, стихи, дискуссии, народнaя любовь, уважение, СЛАВА, метания, поиск новых ощущений, алкоголь, батарея, петля, гроб. Вот твоя жизнь, и она тебе не приснилась. Но разве это был ты? Нет, золотоголовый мальчик остался в светлом "бесславном" прошлом. "Славное" будущее приняло Чёрного человека, который лишь сейчас стал вновь похож на робкого деревенского парнишку. Кого же из них я любила? Наверное, и того, и другого.

- Сказка моя, куда ты уходишь? - шепчу я, прижимая искусанные в кровь губы к твоему холодному лбу. И глажу, глажу пшеничные волосы, живые, переливающиеся всеми оттенками золота под случайным лучом мартовского солнца, с любопытством заглянувшего в окно.

Господи, кто же это кричит так пронзительно, неистово, больно? Неужели это я?

- Серёжа-а-а!!! - вырывается из самого сердца крик и проносится над притихшей Москвой дальше - к широким покрытым снегом полям и лугам, поседевшим от мороза рощам, которые так безоглядно, искренне,вceй своей открытой русской душой любил он.